ХАРАКИРИ
Харакири (хара-кири, каппуку, тофуку) дословно
обозначает “резать живот”. Иероглиф “хара” обозначает в данном случае “живот”,
но у японцев он мог иметь и другие значения - “душа”, “тайные мысли”,
“намерения”. Второй иероглиф “киру” - переводится как “резать”. Второй термин,
более точно обозначающий эту процедуру самоубийства называется “сэппуку”
(разрезание желудка). Термин “сэппуку” употребляется в более высоком смысле и
более точно отражает сущность обряда.
У айнов, аборигенов японских островов издревле
бытовал обряд разрезания живота и было скорее всего выражением принесения
жертвы. Японцы, как пришельцы, победив и уничтожив айнов, и заняв их территорию
не могли не заимствовать у них и часть туземных обычаев.
В японской культуре живот начал считаться не
просто брюшной полостью, а вместилищем души, и подлого человека могли обозвать
“харачитанай” - грязный живот; более того - неким вместилищем интуитивного
понимания друг друга (“харачэй”). В наши дни вполне цивилизованные японцы и европейцы
в восточных единоборствах принимают и понимают хара как “середину человека”,
вместилище силы и сосредоточения.
По исследованиям М.Буланже харакири появляется
в Японии уже ко II веку н.э. Официально признанно привиллегией сословия воинов
около 1500 г.
С эпохи Хеиан харакири входит в рамки военных
обычаев, когда самоубийство мечом или ножом уже носит не религиозный характер,
а скорее этический. Самурай совершал над собой сэппуку и при нежелании
сдаваться в плен, а также становится обычаем лишать себя жизни в случае смерти
господина (цуйфуку, оибяря). Цуйфуку совершались чаще всего на могиле умершего.
Это считалось хорошим тоном в отношениях слуга-господин, когда первый не мог
пережить смерть вышестоящего по рангу.
Сэппуку могло применяться как для выражения
пассивного протеста против приказа командования или в случае невозможности
выполнить этот приказ до конца.
Так же, если самурай предчувствовал, что со
стороны господина приближаются какие-то санкции или неизбежная кара за
проступок, он ускорял событие, вскрывая живот, чтобы не попасть в суд.
Сэппуку, выполненное вовремя и по надлежащему
ритуалу сохраняло самураю его честь, да и семья не подвергалась преследованиям
и хоронили самоубийцу с почестями. Но если харакири производилось по решению
суда, это все меняло в корне - самурай считался обесчещенным и его имущество
конфисковывалось.
На поле битвы самурай довольствовался
обыкновенным решительным вспарыванием живота слева направо, так как это удобнее
для правши. Харакири могло дополняться обезображиванием себе мечом лица,
срезая, чаще всего, сверху вниз всю кожуру, начиная со лба и оканчивая
подбородком.
На первый взгляд бессмысленное действие - оно
имело для самурая довольно важное значение. Бытовал обычай отрубать
поверженному самураю голову и приносить ее как трофей.
Голова выкладывалась в лакированный ящик,
наполненный крепким сакэ (рисовая водка). Это был особый круглый ящик, вроде
ведра с низкими бортами. Крышка же его, наоборот, имела высокие борта, так что
при снятии ее, голова была вся на виду. Ящик этот назывался кубиоки (головное
ведро).
Некоторые самураи так и делали, отрубая ее у тех, кто
сделал себе харакири. А чтобы не получилось, что самурай был якобы побежден
более сильным противником, он и уродовал себя лезвием меча, что он уходит из
жизни сам, а не повержен другим.
Надо сказать, что это было действительно
гораздо более болезненно, чем упасть под ударом вражеского меча. Если самурай
делал себе сэппуку в спокойной обстановке, он предварительно облачался в чистую
одежду для совершения обряда. Часто это проводилось ночью или в сумерках.
Предварительно он мог написать прощальное письмо или стихи.
Порой самурай ставил перед собой зеркало, чтобы
контролировать выражение лица, не позволяя себе малейшей слабости даже в мимике.
Сам настрой самурая, идущего на самоубийство, должен был быть достаточно
однозначен и определялся словами: “Все в этом мире
иллюзорно”(“сики-соку-дзе-ку”).
По самурайским канонам само по себе сэппуку
делалось по разному в зависимости от рода и положения воина. Оно могло
производится стоя (татибару), сидя на лошади, но чаще всего - сидя на коленях.
Лезвие резко вгонялось в левый край живота и далее велось горизонтально;
диагонально вверх; ступенчато вверх и в право или вниз и вправо; крестообразно вертикально
- горизонтальными движениями или диагональным крестом. Самым болезненным было
проведение харакири бамбуковым (деревянным) оружием, что говорило об особой
решимости самурая.
Конечно, это было очень болезненно, но многие
доведенные до отчаяния предпочитали именно этот вид самоубийства чем, скажем,
гораздо менее болезненный яд или повешенье, да даже просто пронзить ножом
сердце. И этот обряд сначала имел повсеместное применение. Но во времена
Токугава сэппуку уже возводилось в привилегию знати или военного сословия. Сама
процедура тщательно регламентировалась и требовала особой подготовки и
обстановки, разделение ролей помощников.
В случае, если власть держащие или просто
господин считали, что самурай так или иначе провинился, к нему посылался вестник
с “черной меткой” - табличкой и приговором к сэппкуку. Если самурай был
достойным воином, его оставляли в покое до самой процедуры. Если же имели место
сомнения в его храбрости, провинившийся оставался под надзором, чтобы он не
имел возможности спастись бегством.
Обряд происходил в самых различных местах. Это
мог быть храм, для знати - дворец, более низких по званию военных - сад
господина, ответственного за проведение обряда.
Интересно, что в кодексах о совершении сэппуку
большое значение приобретает соблюдение внешних приличий, становятся важными
такие, казалось бы, неприменимые в данном случае, понятия как “красиво” и
“некрасиво”. Самурай по этикету смерти (си-но-сахо) должен был умирать
“красиво” (синибано), принимая смерть как неизбежность. И наоборот, когда
наблюдали за поведением умирающего (синиката или синидзана), если в его
поведении проявлялась слабость, смерть была уже недостойной (синихадзи). В
кодексах так и пишется: “Когда церемония совершается в саду, то должны быть
разостланы циновки на всем пути от дома к месту харакири, так, чтобы не было
надобности в сандалиях. Дело в том, что некоторые лица при таких
обстоятельствах бывают подвержены приливам крови к голове от нервности и
сандалии незаметно для них могут соскользнуть с ног. А это будет очень
некрасиво, поэтому-то лучше и постлать циновки”. В случае недостойной смерти
покрывалось позором и честь всего дома и в таком случае говорилось: “Ты не
имеешь права позором осквернить имя (честь) своего рода”.
Место тщательно огораживалось воткнутыми
кольями и натянутой на них материей. На территории в 12 кв. метров было два
входа: северный (умбаммон) и южный (сюги-емон). Циновки на земле имели траурные
белые полоски и устилались белой тканью. В темное время ставились свечи.
Осужденный мог пригласить к себе накануне
друзей, весело и шумно провести вечер и ночь, а перед казнью одеть особую
одежду, которую самураи возили с собой даже в походы, и явиться на место.
Сначала сэппуку было делом рук исключительно
только самого провинившегося, в более поздние времена (вторая половина XVII в)
ему уже мог помогать ассистент, отрубающий ему голову (кэйсяку, кэйсякунин). А
в начале XIX в., когда у дайме, который проводил обряд не находилось кэйсяку,
его приходилось искать в других кланах. Тогда этому кэйсяку приходилось
временно становиться якобы вассалом нуждающегося дайме и менять свое имя до
конца процедуры.
Надо сказать, что искусство надлежащим манером
отрубить голову тоже было не простым. Во-первых, на роль кэйсяку приглашались
только самые достойные люди - родственники, друзья, ученики мастера меча. Воин,
если он отказывался помочь осужденному сам порицался и должен был сам совершить
себе сэппуку.
Итак, осужденный один или под охраной прибывал
на место казни. Перед самим ритуалом он облачался в чисто белую “одежду смерти”
(санисодзоку).
После зачтения приговора провинившийся имел
право на короткую, но ясную речь. Если же он суетился, говорил сбивчиво, просил
письменные принадлежности, ему в этом отказывали и уводили.
Прислужники сидя по сторонам следили за
самураем, скрыто от глаз вооруженные ножами, готовые при попытке бегства тут же
заколоть или отсечь голову.
Пройдя и садясь в загороженное место, через
северный вход, осужденный располагался лицом на север или на запад. Помощник
приносил на подносе орудие. В это время кэйсяку с чужим мечом (свой он не имел
права оскорблять), позади слева, вне поля зрения осужденного спускал справой
руки и плеча одежду и обнажал большой меч, занося его.
Само по себе положение меча было показателем
ранга казнимого. Если меч направлен вниз - осужденный был ниже рангом, чем
кэйсяку, при направлении вверх - был выше, а при горизонтальном положении - их
ранги были равны.
Чаще всего самурай раздевался до пояса, хотя
были случаи, что допускалось просто распахивание пол одежды.
Осужденный брал с подноса оружие и производил
укол и поперечные движения уверенно и хладнокровно. И тут наступало время
кэйсяку, отрубающему голову жертве. Удар мог быть нанесен в зависимости от
регламента, в самые разные моменты: непосредственно перед втыканием лезвия в
живот, во время харакири или после того, как осужденный потеряет сознание. В
более позднее время кэйсяку часто отрубал голову сразу же после того, как
осуждённый тянулся к оружию, что говорит о нежелании самураев доводить себя до
крайности.
Мастерски произведенный удар кэйсяку не обрубал
голову до конца, а оставлял ее висеть на куске кожи. Если же кэйсяку бил
недостаточно профессионально, на помощь секунданту приходили ассистенты,
помогая ему добить провинившегося.
Произведя финальный удар, кэйсяку отходил и
став на колени, протирал опущенный меч соломой. Далее он брал голову за косичку
(если помощников не было) и держась за лезвие, поддерживал подбородок головы
рукоятью, предъявляя ее обоим свидетелям в профиль. Когда же не было за
принести голову (осужденный был лысым) ножиком-козукой протыкалось левое ухо и
после этого предъявлялось свидетелям исполнения приговора.
После этого свидетели приглашались хозяином в
особое помещение, где их угощали сладостями и чаем.
Описание может оставить тягостное впечатление,
но в действительности сэппуку было мало похоже на эшафот и палача в накидке с
топором. Вся процедура харакири обставлялась так, чтобы не унижать достоинства
приговоренного, подчеркивалось уважение к нему, обстановка была чистой и
торжественной. Само место проведения харакири ни в коем случае не считалось
оскверненным, и даже брызги крови, фонтанирующие из шеи не вызывали у
присутствующих даже оттенка брезгливости. Этому способствовало то, что искусству
харакири самураи обучались еще в детстве, проникаясь духом процедуры и ее
необходимости.
Женщины, жены самураев, не имели права на
харакири живота, им предписывалось в случае опасности или потере чести, смерти
мужа, не выполнении данного ему слова перерезать себе горло мечом, проткнуть
лезвием сонную артерию на шее или воткнуть его в сердце. Перерезание горла
(дзигай) производилось специальным кинжалом (кайкэн) - который дарил на свадьбе
жене муж. Либо для этого существовал короткий меч, даримый дочери во время
обряда совершеннолетия родителями. Перед смертью японские женщины связывали
себе колени, чтобы упав, выглядеть предельно пристойно.
Кстати, для того, чтобы и после смерти не
выглядеть недостойно и не упасть на спину сами мужчины, делавшие себе харакири,
садились на скамеечку или подкладывали ткань одежды.
Японским законодательством харакири официально
отменено в 1868 г. В кодексе законов, изданных в этом году, харакири уже не
встречается, как наказание, и, вообще, о харакири не говорится ни слова.
|